Семь загадок Южной Кореи. Загадка третья: как возлюбить матриархат

Новичок, начни здесь!

[Примечание от skuniv - предыдущая статья, написанная Натальей Плаксиенко и опубликованная мной на Маскулисте, была написана в начале 2000-х. С тех пор даже в такой консервативной стране, как Южная Корея, многое начало меняться. Сегодня я хотел бы представить вам познавательную статью о Корее корреспондента Олега Ларионова, написанную им в 2014 году. ]

Итак, начнем. В нижеследующей статье Олега Ларионова описаны предпосылки к зарождению и распространению матриархата в Южной Корее:

Сразу по приезду в Сеул я заметил, что мужское население города – практически все поголовно за редким исключением – держится несколько странно, как будто бы не совсем уверено в себе. Я отнес было это поведение на счет переутомления от занятий бизнесом и бесконечной гонки за званием самого лучшего и эффективного. Но откровенный рассказ одной знакомой кореянки открыл мне глаза и показал, что дело не только в обычном производственном переутомлении.

Собеседнице моей было за сорок: дети, работа, хорошая зарплата, в общем, все как у людей. Но вот у подруги жизнь не заладилась, как-то между делом пожаловалась она - уже 38 лет, а нет ни мужа, ни детей. Хотя во всем остальном жизнь удалась: кабриолет БМВ, яхта и шикарный коттедж, не говоря уже о заоблачных доходах и статусе топ-менеджера престижной компании.

На естественный вопрос о том, что же помешало столь эффективному менеджеру подыскать себе подходящего мужа, я услышал ответ более чем типичный для России, но в устах кореянки до недавнего времени просто-таки крамольный: не осталось, мол, в Корее настоящих мужиков.

Дело в том, что официально южнокорейское общество считается как бы намного более патриархальным, чем, предположим, российское. Мужчина в семье – альфа и омега, царь и бог. И не только в семье, еще недавно дело доходило до того, что женщина не рисковала даже посмотреть прямо в глаза мужчине, будь то на улице или в офисе. По крайней мере, так рассказывали мне некоторые представительницы слабого пола этой страны.

Но в прошлом году ситуация политически кардинально изменилась. 25 февраля пост президента Южной Кореи впервые в истории этой страны заняла женщина – симпатичная кореянка Пак Кын Хе.

Впрочем, привлекательная внешность и принадлежность к слабому полу не должны никого обманывать. Во-первых, глава страны – это дочь Пак Чжон Хи, авторитарного правителя, подавлявшего демократические свободы и одновременно руководившего экономической модернизацией Южной Кореи. В КНДР, например, генерала Пака и вовсе считали фашистским диктатором. Покушение в 1974 году ему удалось пережить, но погибла его жена - мать Пак Кын Хе. После этого в течение пяти лет нынешний президент Пак исполняла обязанности «первой леди» страны – до того момента, как в 1979 году ее отца убил начальник южнокорейской спецслужбы.

Такие вот страсти кипят в столь спокойной на вид, местами даже чуть сонной Южной Корее.

С избранием на пост президента Пак Кын Хе страна как бы вернулась во времена матриархата. Впрочем, некоторые удаленные части страны никогда и не расставались с этой формой общества. В провинции Чеджу-до, например, в прибрежных районах и по сей день широко распространен самый настоящий классический матриархат, когда во главе семьи стоят женщины и они же – зарабатывают на жизнь, ныряя на большую глубину без акваланга для сбора моллюсков и других даров моря. Признаться, рассматривая иного затюканного жизнью сеульского интеллигента, я ни минуты не сомневался в том, что он с удовольствием променял бы все свои проблемы и права на сладкую возможность подчиняться сильной независимой женщине и на ежедневную миску похлебки из моллюсков в придачу.

Так что же, может быть, и в самом деле не осталось в Южной Корее настоящих мужчин, способных удовлетворить настоящую успешную сильную женщину? По крайней мере, не осталось в достаточном для дальнейшего развития общества количестве? Продолжение разговора с моей очаровательной и не менее энергичной визави показало, что загвоздка все-таки в другом.

«Дача, яхта и кабриолет – это, конечно, хорошо, – начал было я. – Но возраст, простите, берет свое. А дети? Даже если вашей подруге удастся родить сразу же после счастливого знакомства, к 17-летию дочери или сына ей будет уже за 55...»

«И что с того? – искренне удивилась моя собеседница. – У нас в стране люди и до 100 лет живут! Долгожителей — сотни!»

Теперь настала моя очередь удивляться.

«Вы же сказали, что ваша подруга ищет привлекательного молодого мужчину, – напомнил я. – Да еще и успешного при этом. А как сама она надеется остаться привлекательной в 55?»

Тут уж глаза моей оппонентки засверкали вовсю. Краткое резюме словесной бури, обрушившейся на меня, звучало примерно так: о какой красоте и молодости может идти речь, если человек честным трудом заработал все, о чем только может мечтать средней руки кореец? Полминуты спустя, чуть одумавшись, она сообщила мне о возможном компромиссе: потенциальный избранник может быть и не столь успешен и богат, как его будущая супруга. Но – непременно привлекателен и обаятелен.

В общем, крупный бизнес сделал в Южной Корее свое дело. Он вознес значительное количество женщин на недосягаемую финансовую высоту. И теперь, находясь на своих сверкающих бриллиантами высотах, они тщетно мечтают о простом человеческом счастье, которое, как запоздало выяснилось, невозможно купить ни за какие деньги.

«То-то я вижу в сеульских ресторанах большие компании молоденьких девушек, – заметил я в заключение разговора. – Что странно – они никогда не знакомятся с сидящими в этом же ресторане молодыми парнями, которые так же большей частью сидят обособленной мужской компанией...»

«Все верно, – прервала меня моя просветительница, – зачем им знакомится с этими парнями? Эти девушки – чаще всего молодые дизайнеры, здесь в центре масса специальных компаний, в каждой из которых им платят очень хорошие деньги. Мужчинам столько не заработать. Поэтому и говорить им с этими юнцами, по большому счету, не о чем!»

Я вспомнил в эту минуту молодую кореянку, которая с энтузиазмом рассказывала мне о предстоящей командировке на Тайвань. Наконец-то ее допустили до самостоятельной работы! В ее радостном облике было столько энтузиазма, что я поневоле спросил, когда же она собирается замуж. «Об этом буду думать после 30-35» – мгновенно ответила она, и я подумал о том, что владельца компании, где она трудится, другой ответ навряд ли бы устроил.

По крайней мере, корейская пресса с явным сожалением пишет о том, что одна из пяти работающих женщин в Южной Корее бросает работу после вступления в брак, что «женщины оставляют работу на пике своей производительности». Производительность в данном случае рассматривается в узком, исключительно в производственном смысле. В итоге в «патриархальной» Южной Корее снижается количество браков, растет число разводов и средний возраст замужества и женитьбы.

Классический капиталистический способ снижения рождаемости через повышение уровня жизни работает безотказно. Приходится согласится и с тем, что этот способ – не самый негуманный, не говоря уже о том, что матриархат – значительно более древний строй жизни, чем более юный и несравненно более плодовитый патриархат.